Валера навернул уже пятнадцать кругов вокруг
дома, с ветерком проехался вдоль дублёра основной дороги, повздыхал
возле въезда в детский сад, поплакал около «Дикси», но так и не смог
никуда впихнуть свой «Matiz». Смекалка людей во дворах вечером в
понедельник не знает границ — машины стоят в три ряда там, где обычно с
трудом разъедутся два самоката.
«Toyota land cruiser», оказывается, вполне может уместиться между
рамами хоккейных ворот, причём в длину. Перед знаком «стоянка запрещена»
машины выстраиваются в Пизанскую башню. В мире современных дворовых
парковок, где расстояние между машинами измеряется в микронах, женщины
перестают покупать коляски — их дети вынуждены учится ходить сразу после
выписки из роддома.
Валера встал посреди дороги и огляделся по
сторонам. Передний и задний дворы его хрущёвки заполонили джипы
стоимостью в картину Ван-Гога каждый, и это при том, что, на памяти
Валеры, в трёх подъездах его пятиэтажки проживает лишь один бизнесмен ―
тётя Люда, которая стрижёт на дому.
Спать Валере до следующего рабочего дня оставалось каких-то пять
часов, каждая утренняя минуты была на вес золота. Он объездил все дворы и
понял, что проще было припарковать машину прямо у своего офиса, в семи
километрах от дома. Вечером оттуда все спешат убраться (паркуйся не
хочу).
Обозлённый и обессиленный, он достал лист бумаги и написал на нём
свой номер телефона, а затем сунул под лобовое стекло. Машина его стояла
прямо посреди дороги и блокировала единственный выезд со двора, но что
поделать?
Он открыл дверь, и в лицо тут же ударила ночная прохлада и ещё что-то тяжёлое, вроде доски.
― Ай! ― вскрикнул Валера и попытался дать сдачи, но кулак его прошёл сквозь воздух.
―Доброй ночи! ― поздоровался кто-то, кого не было видно.
― Выходи, трус! ― крикнул оскорблённый Валера, жаждущий немедленной вендетты.
― Я тут, ― спокойно ответил голос.
― Не вижу! Или ты только исподтишка бить можешь? ― Валера вглядывался в темноту, но вокруг не было ни души.
― Отчего же, вот, держи, ― после этих слов раздался скрип и Валере прилетел пинок под зад.
Мужчина снова вскрикнул, а затем обернулся и увидел перед собой
качели. Это было очень странно, ведь минуту назад их здесь не было.
Кто-то принёс их сюда, пока голос отвлекал мужчину.
― Что за хулиганьё?! ― раскричался Валера.
В окнах загорелся свет.
― Эй там, заткнись, люди спать хотят! ― донеслось с верхних этажей.
― Сама заткнись! Я тоже спать хочу! ― крикнул в ответ раззадоренный
Валера, и через секунду ему в лоб прилетела средних размеров картошка.
― Да что же это за…? ― чесал он место ушиба.
― Думаю, вам стоит убрать свой автомобиль, ― снова раздался голос.
― Это почему же? Чем он вам мешает? Я что-то не вижу вашего!
― У меня нет машины.
― Тогда какого лешего вы требуете, чтобы я убрал свой?
― Я не требую — я советую. Я устал, нет мочи больше терпеть этот
жестяной беспорядок. Хватит с меня, утром здесь не останется ни одной
колымаги.
― Да кто ты такой?
― Я — ваш двор.
― В смысле — дворник? Дядя Вася, это ты тут с ума сходишь?
― В смысле я — ваша детская площадка, вернее, то, что от неё
осталось. Я — ваши скамейки, которые вы все покосили своими бамперами. Я
— клумбы, что гниют под вашими колёсами. Я — трансформаторная
подстанция, которую вы облепили со всех сторон, словно мухи. Раньше тут
детвора бегала, мяч гоняла, росли цветы, старики играли в домино, бельё
сохло на верёвках, обдуваемое свежим, неиспорченным выхлопами, воздухом,
а сейчас что?
― Дядя Вась, ты бы завязывал со своими фантастическими сериалами, у
тебя уже крыша едет, ― зевнул Валера и поставил машину на сигнализацию.
― Что ж, ты сделал свой выбор.
После этих слов началось невероятное: раздался треск дерева, скрип и
стон металла, разом вспыхнули все фонари, обратив ночь в день. Из земли
стали выбираться остатки бывшей детской площадки: горка вырвала свои
бетонные корни, баскетбольное кольцо с разбитым щитом начало ползать по
земле, словно гусеница, скамейки запрыгали, точно кузнечики, а качели
крутили бесконечное «солнышко». Вся эта адская армия начала дубасить
дорогой японский пластик, срубать зеркала заднего вида с подогревом у
шведских бизнес-классов, обдирать лакокрасочное покрытие, в общем,
убивать припаркованный транспорт.
Валера стоял с отвисшей челюстью и наблюдал за тем, как оживший,
ничего не стоящий, чермет крушит тот, что обычно покупают в кредит.
Зрелище было поистине завораживающим. Двор наполнился перезвоном
сигнализаций и противным скрежетом. В какой-то момент мужчина понял, что
кроме него никто этого не слышит и не видит. Ведь в окнах было
по-прежнему темно. Он — единственный свидетель адского дворового
восстания. А между тем к его машине уже подбирался ржавый рукоход и
несколько брусьев, сваренных из труб разного диаметра.
Валера буквально влетел в салон своего авто и повернул ключ
зажигания. Деревянный петушок-качалка подскочил на своей пружине и уже
наклонился назад, собираясь клюнуть «Matiz» в капот, когда Валера дал по
газам и, не жалея дорогих зеркал соседских машин, вылетел со двора. Он
мчал в ночи, глядя по сторонам. Восстание в его дворе было не
единственным. Песочницы, словно зыбучие пески, засасывали припаркованные
в них мерседесы. Футбольные и хоккейные ворота из советской стали
одинаково легко разделывались с немецким, американским и японским
железом, которое заняло спортивную коробку.
Восстание машин из будущего казалось Валере детским садом. Если уж
примитивные качели-противовесы легко расправлялись с подвеской
новенького X7, то куда там терминаторам против крутящейся
карусели-тошнилки.
Ночной город был зоной боевых действий, и Валера знал, где находится единственная безопасная точка на карте. Туда и помчал.
Утром он пришел на работу первым, вернее, единственным. Весь
остальной город сегодня не вышел. Директор появился лишь после обеда —
немного похудевший и с распухшими от слёз глазами. Ночью его «Porsche»
протаранил деревянный паровозик.
Когда весь офис был в сборе и стало понятно, что Валерина машина —
единственная уцелевшая, ему начали задавать вопросы. Он охотно рассказал
о восстании. Никто ему, разумеется, не поверил, но на следующий день
все пустыри были облагорожены и подсвечены, все аварийные постройки,
которые десятилетиями гнили, снесены, а овраги с таившимся там мусором
засыпаны и закатаны в асфальт. Все эти места превратились в парковки, а
не оборудованные под машины дворы были оставлены под детские площадки и
клумбы, которые были обновлены по самому последнему слову.
Как-то Валера шел с парковки домой. Теперь нужно было пройти лишние
сто метров, но никто не жаловался, все были довольны, места теперь
хватало всем, да и прогулка перед сном никому не мешала. Возле подъезда
он увидел, как «Range Rover» с неместными номерами пытается заехать на
газон.
― Добрый вечер, парковка в ста метрах отсюда. Не могли бы вы
переставить машину, пожалуйста, ― без намека на злость обратился Валера к
хозяину джипа.
― Иди куда шёл, ― ответил брезгливо мужчина в деловом костюме и запер машину.
Валера пожал плечами и пошёл ― куда шёл. Уже подходя к подъезду, он
обернулся и увидел бесшумно двигающуюся в направлении машины новенькую
горку.
― Ты сделал свой выбор, ― послышалось с площадки, когда Валера закрывал дверь.
Александр Райн
