Охотско-Гижигинский тракт действовал в XVIII—XX веках между Охотском и Гижигинском, протяжённость тракта составляла около 1700 вёрст. Он являлся участком «большой дороги» из Санкт-Петербурга и столицы Приморской области (Николаевск-на-Амуре) на Камчатку. Сообщение между Охотском и Камчаткой вдоль Охотского моря появилось в 1733—1750-е годы. В 1733 году было «повелено учредить ординарную почту от Москвы до Тобольска и по разным трактам в Сибири: от Москвы до Тобольска — дважды в месяц; за Тобольском до Енисейска и до Якутска — однажды в месяц, от Якутска до Охотска и до Камчатки – хотя бы в 2 месяца однажды».
В 1820 году сообщение между Охотском и Гижигинском обеспечивали 370 человек. В том же году сибирский генерал-губернатор М. М. Сперанский выступил с предложением в адрес Министерства внутренних дел заселить земли между двумя городами, переселив «между Ямском и Гижигою до 20 семей и основать новое поселение до 30 семей по реке Вилиге между Туманою и Наяханом, обратив на первоначальное поселение до 7 бедных семейств из Гижиги и ссыльных якутов, посылаемых по приговорам на поселение, с коими добровольно идут жёны и дети их». В 1821 году предложение было удовлетворено, основаны поселения Вилигинская и Таватома. В сёлах движение осуществлялось на лошадях, далее — на оленях.
Расстояние между станциями тракта в верстах:
Охотск – 0, Инское – 100, Тауйск – 400, Арман – 75, Ола – 150, Ямская – 300, Туманское – 300, Таватома – 150, Наяханское — 150, Гижигинск – 100.
Информации об этой дороге практически никакой, где она проходила мне не известно. Если у Вас есть какие-то данные или сведения пишите, попробуем найти материальные свидетельства тракта. Чтобы Вы себе представляли, что такое Охотско-Гижигинский тракт, предлагаю прочитать отрывок из произведения Пикуля В.С. «БОГАТСТВО».
В первые дни февраля 1904 года на почте Николаевска-на-Амуре было не протолкнуться: готовился массовый разъезд почтальонов по гигантским просторам Охотского округа, что лежал за Амуром в девственной тиши. Среди множества мешков с почтой была и полетучка для Петропавловска-на-Камчатке.
Почтовый чиновник, белобрысый парень в кургузом мундирчике, поспешно накладывал сургучные печати, ловко штемпелевал дорожные бумаги к отправлению в такую даль, словно на тот свет их готовил. При этом он скороговоркой выпаливал:
— Здесь ли Никифор Лемешев? Здорово, браток. Кажись, тебе до Аяна катить?.. Хватай вот эту полетучку, сдашь в Аяне тунгусу Ваське, пусть гонит ее далее — до Охотска…
Почта! Древнейший каторжный труд множества безвестных людей, особенно в таких вот местах, как эти… Сначала лошадки бежали по зимнему тракту, почтальон пальцем выковыривал из лошадиных ноздрей длинные, как морковки, ледяные сосульки — иначе падут лошади! Убогие деревни сгинули позади, будто их никогда и не было; заполняя горизонт, распростерлась белая ширь, и почтальон пересел на собак. Через три недели Лемешев достиг Аяна, зазнобленного среди высоких гор на диком берегу моря Охотского. Полетучку перекинули в свежие нарты.
Тунгус по имени Васька повез новости далее. От Аяна до Охотска еще полтысячи верст (масштабы такие, хоть плачь или радуйся). Все чаще встречались оленьи следы, а за ними, как правило, тянулась торопливая побежка волков, готовых рвануть живность за горло. И все реже встречались в пути дорожные «поварни», в которых вместо дверей были растянуты звериные шкуры. Неделями Васька ночевал у костра, дремали в снегу, сторожа уши, собаки. Уже пошел второй месяц, как полетучка выехала из Николаевска, а почтальон только сейчас достиг желанного Охотска (городок в 35 домишек с годовым бюджетом аж на 140 рублей!)
Отсюда марафонская эстафета продолжалась.
Теперь якут Никодим Безруков гнал упряжку до стойбища на безвестной реке Магадан и там сдал полетучку юкагиру Паратунгу. Этому почтальону предстоял самый трудный участок пути — вплоть до реки Гижиги, в устье которой безмятежно догнивал старинный Гижигинск с церковью и господином исправником, а из всех фруктов, какие известны на планете, там произрастала лишь редька (да и то раз в три года все губили морозы). При въезде в городишко Паратунга увидел ряд открытых для отпевания гробов с покойниками, а земский исправник приветствовал каюра кулаком по зубам.
— Ты где околевал, скважина, косая? — спросил он. — Тебя еще в прошлом месяце с полетучкой ждали…
В прошлую навигацию 1903 года Гижигинский залив, что расположен в самом гиблом углу севера Охотского моря, забило плотными льдами, отчего корабли не могли доставить в Гижигу продовольствие — теперь в городе люди умирали. Исправник сдернул с нарт Паратунга мешок с полетучкой и потащил его к избе гижигинского казака Власьева.
— Игнатушко, — сказал он ему, — твоя очередь. Езжай, милок, до Петропавловска да передай на словах тамошним, что мы здесь ложки да миски давно уже вымыли, а теперь зубы на полке сложили и одного бога молим…
Власьеву предстояло сделать большой крюк, огибая на собаках Пенжинскую губу, потом завернуть к югу — как бы въезжая в Камчатку со стороны ее северного фасада. Но голодные собаки пали в пути, казак едва доволочился до коряцкого стойбища, где и слег в лихорадке. Очнувшись, позвал хозяина юрты.
— Слушь, мила-ай! Кати далее за меня, а я у тебя в гостях помирать останусь… Есть там в Петропавловске начальник такой — Соломин, ему полетучку отдай, да не забудь сказать, что гижигивские людишки коре березовой рады-радешеныси…
Быстро сказка сказывается, да не скоро дело делается: на весь этот путь от Николаевска-на-Амуре до Петропавловска-на-Камчатке ушло три месяца!
